Дюшка мечтательно закрыл глаза. Не знал, что он еще и подводное хочет. Хотя я и сам бы не отказался, в Косой старице полно рыбы, но ее ни удочкой, ни сетью не достанешь. На что Дюшкин отец рыбак, да и тот не суется.

– Я к тому, что ты можешь выпиливать воздушку или подводное ружье, но все равно… – Дюшка замялся, не зная, как объяснить. – Ты будешь такой же, как какой-нибудь пацан во Владивостоке. А эти… Они другие. Я вот чувствую. Шпионы все другие…

– Эй, вы в будке? – послышался голос.

На краю крапивы показался Котов.

Мы не стали отвечать. А ну его. Побежал вчера к Похвалину, собака, мы с этой антенной возились почти неделю, а он к Похвалину. Хотя Котов такой, у него ничего заповедного.

Котов забрался в будку, и сразу стало тесно.

– Как «Всадник без головы»? – поинтересовался я. – Интересный?

– А, – отмахнулся Котов. – Через приставку плохо видно, все дергается… Ничего не разобрал.

– Ничего там не дергается, – с обидой сказал Дюшка. – Это ты так просто говоришь.

– Да нет, дергается. У меня аж голова разболелась.

Котов потрогал голову.

– А вы что, опять стреляли?

Мы не ответили. Сидели молчали.

– Чего делать сегодня будем? – спросил Котов.

Вроде как ничего не случилось. Хитрец Котов.

– Ничего, – ответил Дюшка. – Вот так сидеть и будем до вечера.

– Можно и посидеть, – Котов вытянул ноги. – Сегодня луна хорошая.

– Пластинки будем слушать.

Сказал Дюшка. Он вытащил из-за дивана футляр с проигрывателем, достал пластинки и запустил «Огниво». «Огниво» вот точно дергалось и шипело, глупая идея. Мы послушали минут пять, а потом Котов не выдержал.

– А давайте на подрывное сгоняем? – предложил Котов.

– Чего мы там забыли? – неприветливо спросил Дюшка.

И сделал погромче. Не звук, а шум.

– Вчера один пацан там снаряд нашел, – сообщил шепотом Кот.

Мы с Дюшкой посмеялись. Подрывное поле все вдоль и поперек выхожено, все, что можно найти, давно нашли. И осколки, и порох. Хотя пороха там всегда мало было, во время лесного пожара выгорел.

– А может, сразу атомную бомбу он там нашел? – усмехнулся Дюшка.

– Да нет, снаряд. От гаубицы. То есть не целиком снаряд, а половинка. Передняя часть оторвалась, а задняя, где капсюль, вся целая. И порох весь остался. Почти два килограмма!

Котов достал из кармана спичечный коробок, сдвинул крышку. Внутри лежали короткие желтые трубочки пороха.

Дюшка выключил «Огниво».

– Похвалин у этого пацана литровую банку выменял на батарейки.

Я представил, как Похвалин взрывается вместе со своим домом, это было красиво.

Дюшка выудил из коробка пороховую трубочку, понюхал, поковырял ногтем.

– Настоящий армейский, – заверил Котов. – Пироксилиновый. Смотрите.

Котов вытащил из кармана кусок фольги, обмотал пороховую трубку фольгой в три слоя, скатал между ладонями, придав форму ракеты. С тыльного конца спичкой дырку проковырял. Из коробка сделал стартовую установку, поджег порох. Ракета с визгом взлетела над крапивой, высоко так взлетела, и дым красивый, с завитушками. Понятно, армейский порох, из спичек ракету не сделать, пугач разве что.

– Хороший порох, – согласился Дюшка.

– А то! Этот пацан, что снаряд нашел, говорит, что надо не на самое подрывное ехать, а чуть дальше, за Сендегу. Там никто не ищет, а туда куча снарядов улетела.

Дюшка поглядел на меня.

– Ничего туда не улетело, – сказал я.

– Если пороха много найти, можно и шпалер сделать, – сказал задумчиво Котов.

– Можно без пальцев с вашим шпалером остаться, – заметил я. – И без глаза. Один такой…

– Знаем-знаем, – тут же перебил Котов. – Смирнов пилил патроны, и ему все оторвало. Ты еще про карбидную бомбу расскажи.

Я в стрелковую секцию собираюсь. И в картинговую. И то и другое дело серьезное. Поэтому я против всякой самодеятельности и дурацких развлечений. А про карбидную бомбу весь город знает, мужику, между прочим, руку оторвало, инвалидит сейчас сторожем, а был баянист. Но Дюшка, конечно, против шпалера устоять не мог.

– Смирнов неправильно сделал, – сказал Дюшка. – Взял трубку от кровати и пороха много насыпал – у него не шпалер получился, а фугас.

Дюшке хочется иметь пистолет. Не пневматический, настоящий. Если не пистолет, так хотя бы самострел. Шпалер. Он бы тоже в стрелковую секцию записался, но его не возьмут с такой рассредоточенностью. Его на фехтование и то не взяли, хотя он три раза пробовал, после этого провала он как раз ножиками и стал увлекаться. Отец ему воздушку списанную добыл, но кроме нее, Дюшке ничего стрелкового не видать.

– Этот пацан говорит, что видел там осколки от гранаты, – вспомнил Котов. – От лимонки.

Граната стала последней каплей, Дюшка сказал:

– Давайте и в самом деле завтра на подрывное съездим, а?

Мы согласно промолчали.

Котову, кажется, тоже хотелось гранату.

– Можно и съездить, – сказал он. – Погоду обещали хорошую. Только втроем, Похвалина не берем, он трепло.

Против того, чтобы не брать Похвалина, возражений не нашлось. В конце концов согласился и я, мне порох даром не нужен, граната тем более, но не дома же сидеть? Могут ведь и работать заставить, а в июне работать обидно, в июне хочется надеяться на лучшее.

– Вот и хорошо, – Котов полез из будки. – Завтра в семь заезжайте тогда, буду ждать.

Котов спрыгнул со стены, чуть-чуть скатился в крапиву, ойкнул.

– У моего деда в подвале старинное ружье валяется, – сообщил Дюшка. – Механизм сгнил. А ствол ничего, можно распилить на три части – три шпалера получатся легко.

– А как же сегодняшние шпионы? – спросил я. – Кондратьеву-то побежишь рассказывать?

– Да, шпионы… Слушай, Вадь, у тебя вторых сапог не найдется? А то там у речки змеи могут водиться, не хочется босиком лезть…

Про странную парочку Дюшка позабыл, сосредоточился на завтрашнем походе, вытянул из-под дивана клееные-переклееные бродни и прикидывал, сгодятся ли они для форсирования Сендеги.

– Так как все-таки шпионы? – повторил я.

– Да шут с ними, – отмахнулся Дюшка. – Туристы они туристы и есть. Мы их больше и не увидим…

Не увидим, уплывут они вниз по реке, вот и все, туристы всегда так делают.

Он ошибался. Да, Дюшка очень сильно ошибался.

Мы тогда вообще все сильно ошибались.

Подрывное поле только так называется. Оно давно уже не поле, а лес. Невысокий и не очень ровный сосновый бор. И не подрывное – тридцать лет тут ничего не взрывают, тишина.